За обеденным столом сидели супруги. Перед мужем тарелка с супом. Он взял упаковку из-под майонеза и начал тщательно скручивать в трубочку, чтобы выдавить последние капли.
Жена усмехнулась: «Сразу видно нищенское воспитание. Синдром нищеты».
У мужа – волна обиды: «Что в виду имеешь»?
И она стала говорить, что из бедной семьи: «Твоя мать рассказывала, что вы на картошке и на лапше жили. Она дворником работала, отец твой где-то в ЖКХ – тоже копейки получал. А ты за старшим братом одежду и обувь донашивал. Сам же говорил, что сроду обновок не видел».
Слова как плеть – больно мужчине.
А она дальше: «Мой папа – начальник отдела, мама в заводской бухгалтерии. Я один ребенок в семье. Мои родители нам квартиру сделали. Я в другой обстановке жила. Мы не экономили».
Хотел муж сказать, что упаковка из-под майонеза ничего не значит. Зачем выбрасывать с остатками продукта? Это здравым смыслом называется.
Но сказал другое: «Укорила, что в твоей квартире живу? И будто не было пятнадцати лет. Словно нет у нас сына».
К супу не притронулся, встал из-за стола, в комнате компьютер включил.
В голове мрачные мысли: «Может, уйти? Пусть своей квартире радуется. Сниму где-нибудь и буду жить».
И вспомнились слова отца. На свадьбе сказал: «Послушай меня, Славик. Мужчине будет сложно жить на жилплощади жены. Мужчина должен быть хозяином положения. Пойми, женщина все равно думать станет, что мужа к себе привела. Маленькая ссора – и обязательно скажет».
Славик тогда уверял, что они любят друг друга, что у них все по-другому будет.
Отец погладил по плечу: «Всё бывает, Славик. Постарайся с годами расширить жилье, чтобы в тяжелую минуту тебя не укорили».
Да, прав отец, прав.
И вовсе не тяжелая минута. Просто за столом сидели, обедать собирались. И он спокойно скручивал упаковку в трубочку. Не ссорились, отношения не выясняли. Все спокойно было.
Снова тяжелая мысль: «Уйти надо. Противно здесь».
Обвел глазами комнату, и показалось, что и стены, и вещи, как бы говорили: «Чужой, чужой, чужой».
Всё чужое.
Жена пришла, рядом села – молчит.
Муж сказал: «Наивно думал, что я дома. Оказывается, нет. Нищего прибрала, бесштанного. Подобрала и пригрела. Долго терпела, доброй притворялась. На самом деле другая, с гнильцой. Вещи соберу – уйду. Не могу в чужом доме».
Сын из школы пришел – не дал разговор продолжить.
Оставил рюкзачок в прихожей: «Мама, пожрать есть»?
Мать возмутилась: «Не пожрать, а поесть. Выбирай выражения».
Сын удивился: раньше можно было, а сегодня почему-то нельзя. Странно.
По ее лицу догадался, что лучше не спорить.
Помыл руки, в своей комнате переоделся – и на кухню.
Жена тихо сказала: «Ты меня не понял. Я же шутила. Ничего обидного. Это же жизнь, Слава».
Он поднялся: «Что значит, жизнь такая? Это люди такие. Ты такая. Молчала-молчала и выдала. И моих родителей приплела. А они ветераны труда. Отец на доске почета в ЖКХ. И мать работой гордилась. Да, не могли они жилье покупать. Зато нас с братом вырастили, воспитали. И нам в голову не придет корить кого-то куском хлеба».
Комок в горле у Славы. Потемнело в глазах: «Чужое, все чужое».
Жена тоже встала: «Прости, Слава. Я не те слова нашла. Все-таки баба есть баба, порисоваться захотела. Это не гниль, Слава, порисовалась я. С кем не бывает? Нет дома без тебя, нет и не будет, прости».
Будто в форточку теплый ветерок подул. Отлегло от сердца. Не надо уходить, все хорошо.
Пошел на кухню. Сын суп ел – согнулся над тарелкой. Отец сказал: «Выпрямись, а то нос утопишь».
Его суп остыл. Подогреть бы.
Затем с сыном чай пили: «Как в школе дела»?
Парень буркнул, что нормально.
Вечером все хорошо было. Забылась обида.
Неосторожными бываем. Прошлое ворошим, на свет вытаскиваем. Живем сейчас и здесь – помнить надо.
