Та ночь началась с обычной, липкой бессонницы, которая часто навещает женщин моего возраста. В пятьдесят два года организм словно начинает жить по своему, неведомому расписанию, игнорируя усталость. Я лежала в густой темноте нашей спальни, слушала мерное дыхание Андрея и считала трещины на потолке, которые знала наизусть. Каждую из них мы планировали заделать во время следующего ремонта. «В следующем году», — говорил он. Теперь я понимала, почему ремонт всё время откладывался.
Андрей спал, раскинувшись по-хозяйски, его рука лежала поперек моей половины кровати. Тяжелая, теплая рука человека, с которым я прожила четверть века. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба через три недели. Я уже выбрала ресторан — «Венецию» на набережной, тот самый, где мы отмечали десятилетие. Уже внесла предоплату, обсудила меню с администратором (никаких оливок, Андрей их терпеть не может, больше мясных нарезок). Купила платье — темно-синее, бархатное, скрывающее недостатки фигуры и подчеркивающее глаза. Я готовилась праздновать нашу победу над временем.
Часы на прикроватной тумбочке высвечивали ядовито-зеленые цифры: 02:34. Именно в эту секунду его телефон, лежавший экраном вниз, завибрировал.
Звук был глухим, но в ночной тишине он прогремел как выстрел. Один раз. Второй. Третий. Андрей вздрогнул всем телом, всхрапнул и замер. Я инстинктивно прикрыла глаза, выровняла дыхание. Старая привычка мудрой жены: не задавать лишних вопросов, не устраивать сцен на пустом месте. Если это по работе — он ответит. Если ошиблись номером — сбросит.
Он осторожно приподнялся на локте. Я чувствовала, как матрас прогнулся под его весом. Андрей смотрел на меня. Я лежала неподвижно, изображая глубокий сон, хотя сердце колотилось где-то в горле. Убедившись, что я сплю, он схватил телефон и бесшумно, как вор, выскользнул из спальни.
Дверь он прикрыл, но не до конца. Щелчок замка мог бы меня разбудить, и он не стал рисковать. Я открыла глаза. Полоска света из коридора падала на ковер. Надо было перевернуться на другой бок и уснуть. Просто уснуть. Но какая-то неведомая сила, холодная и властная, заставила меня напрячь слух.
Сначала это было невнятное бормотание. Потом голос стал четче. Он ушел на кухню, но в ночной тишине панельного дома акустика пугающая.
— Котёнок, ну ты чего… я не мог раньше, она крутилась долго, — голос мужа звучал так, словно его подменили.
Я замерла, вцепившись пальцами в одеяло. «Котёнок»? Андрей ненавидел уменьшительно-ласкательные прозвища. «Людмила», «Люда», в моменты особой нежности — «Люся». Но никогда — «котёнок», «зайка» или «солнышко». Он называл это «пошлостью для подростков».
— Да, спит. Не волнуйся, всё чисто. Я вышел воды попить, — он усмехнулся. Этот смешок резанул меня по живому. Хрипловатый, интимный, собственнический.
Я медленно села на кровати. Ноги коснулись холодного пола, но я не почувствовала холода. Меня бил озноб другого рода.
— Я тоже безумно скучаю, — продолжал он, и теперь в его голосе звенела страсть, о которой я забыла лет десять назад. — Весь вечер сидел рядом с ней, а думал о тебе. О том, как ты пахнешь. О прошлой субботе. Помнишь, в душе?
Меня затошнило. В прошлую субботу он сказал, что едет на объект за городом, проверять работу бригады. Вернулся поздно, уставший, сразу пошел в душ. Я тогда еще пожалела его, разогрела ужин, сделала массаж плеч. А он… он смывал с себя запах другой женщины.
— Послушай, Вика, я всё решил, — его тон стал серьезным, деловым. Тем самым тоном, которым он обсуждал крупные сделки. — После Нового года начинаем процесс. Я больше не могу тянуть. Двадцать пять лет — это, конечно, срок, привычка… Но с тобой я живой. Понимаешь? Живой. А там… там болото.
Болото. Наш дом, наш уют, наши воскресные обеды, наши поездки на дачу — это болото. Я — болото.
— Дочь весной поступает. Ей будет не до наших разборок, уедет в общежитие, — Андрей расписывал план уничтожения моей жизни так же спокойно, как смету на строительство гаража. — Тогда и поговорю с Людой. Алименты, раздел — всё сделаем грамотно. Она женщина неглупая, но мягкая. Поплачет и поймет. Она всегда всё «глотает».
«Глотает». Вот, значит, как он меня видит. Удобная губка, впитывающая его проблемы, его грязное белье, его равнодушие. Я прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Слезы жгли глаза, но я запретила им течь. Не сейчас.
— Квартиру присмотрел в центре, на набережной. Да, ту самую, с панорамными окнами. Тебе понравится делать там дизайн. Деньги есть, я же говорил. Премия за три года плюс то, что удалось вывести с оборота. Людмила не в курсе, она думает, у нас кризис в отрасли.
В моей голове словно взорвалась сверхновая. Кризис. Три года мы жили в режиме «затянем пояса». Я штопала колготки, искала акции в супермаркетах, отказалась от платной стоматологии в пользу районной поликлиники. Я жалела его, поддерживала, когда он приходил с «черным» лицом и говорил, что заказчики не платят. А он… он просто воровал из нашего семейного бюджета. Воровал у меня, у наших детей, чтобы купить квартиру «Котёнку».
— Люблю тебя, маленькая. Иди спать. Завтра в обед вырвусь, придумаю предлог. Всё, целую везде.
Тишина. Шуршание тапочек по паркету. Я мгновенно легла обратно, натянула одеяло до подбородка, отвернулась к стене. Сердце колотилось так сильно, что мне казалось, оно подбрасывает всё тело.
Андрей вошел в спальню, постоял у двери, проверяя, не проснулась ли я. Потом лег. От него пахло зубной пастой и… чужим предательством. Он сразу же расслабился, задышал ровно. Человек, который только что приговорил свою жену к одиночеству и нищете, спал сном праведника.
А я лежала и смотрела в темноту. Двадцать пять лет брака рассыпались в пыль за пять минут. Вся моя жизнь оказалась декорацией. Но сквозь боль и унижение пробивалось что-то новое. Холодное, острое, как скальпель. Ярость.
Я не буду плакать. Я не буду «глотать». Если он считает меня мягкой идиоткой, что ж… Пусть это будет моим главным козырем.
Утро началось с запаха кофе. Я встала на час раньше обычного, хотя не спала ни минуты. Глаза щипало, голова гудела, но внутри работала четкая программа. Я надела маску. Маску любящей, ничего не подозревающей жены.
Когда Андрей спустился на кухню, я переворачивала оладьи на сковороде.
— Доброе утро, — пробормотал он, целуя меня в щеку. Этот поцелуй обжег, как прикосновение раскаленного железа. Но я даже не вздрогнула.
— Доброе, дорогой. Как спалось? — мой голос звучал пугающе обычно.
— Нормально. Только вот плечо ноет, наверное, отлежал, — он потер шею, садясь за стол. — Слушай, Люд… Я тут подумал насчет юбилея.
Я замерла с лопаткой в руке. Началось.
— Может, не будем закатывать пир на весь мир? — он виновато улыбнулся, отхлебывая кофе. — Времена сейчас непростые, сам знаешь, в бизнесе застой. Давай посидим дома? Или съездим куда-нибудь на выходные вдвоем, экономно? Зачем эта показуха в ресторане?
«Экономно». Конечно. Деньги нужны на квартиру с панорамными окнами.
— Ты прав, Андрюша, — я повернулась к нему с мягкой улыбкой. — Зачем тратиться? Я отменю ресторан. Лучше дома. Я утку запеку, посидим тихо.
Он выдохнул с облегчением. Ему было невдомек, что я соглашаюсь не ради экономии, а чтобы усыпить его бдительность.
Как только он уехал на работу (которая, как я теперь знала, включала «обеденный перерыв» с любовницей), я приступила к действиям. Я не просто домохозяйка. Десять лет я вела черную бухгалтерию его фирмы. Он сам меня научил: «Никому нельзя доверять, Люда, кроме семьи. Веди учет ты, чтобы налоговая не подкопалась».
Я села за компьютер. Руки дрожали, но я заставила себя успокоиться. Пароли. Он никогда их не менял. «Andrey1975», «StroyMaster». Примитивно. Самоуверенно.
Я вошла в облачное хранилище. Папки с документами, сметы, акты. И папка «Личное», скрытая в глубине архивов. Я открыла её и ахнула. Там были не просто фото. Там была хроника его второй жизни.
Виктория Соколова. 28 лет. Дизайнер. Я нашла сканы её паспорта (зачем они ему? Оформлял на неё путевки?), билеты на самолет — Турция, Сочи, Дубай. Даты совпадали с его «командировками» и «симпозиумами строителей».
Я копировала всё. Договоры на подставные фирмы, через которые он выводил деньги. Выписки с тайных счетов. Фотографии, где они с Викторией выбирают мебель, целуются на фоне заката, сидят в ресторанах, в которые он меня никогда не водил.
Особенно больно было смотреть на чек из ювелирного. Кольцо с бриллиантом. Куплено неделю назад. Цена — триста тысяч. Мне на прошлый день рождения он подарил мультиварку.
К полудню у меня на флешке был компромат, способный не просто развести нас, а отправить его за решетку за уклонение от налогов и мошенничество. Но мне этого было мало. Я хотела гарантий.
Я позвонила Марине, своей школьной подруге и лучшему адвокату по разводам в нашем городе.
— Марин, нужно встретиться. Срочно. Не по телефону.
Мы встретились в кофейне на другом конце города. Я выложила перед ней распечатки. Марина читала молча, только брови ползли всё выше и выше.
— Люда… — выдохнула она, откладывая бумаги. — Ты понимаешь, что он тебя раздел? Если бы ты не нашла это, он бы оставил тебя с голой задницей и долгами. Квартира куплена в браке, но если он докажет, что деньги на неё давали его родители (а я вижу тут расписку задним числом), то ты получишь копейки.
— Я хочу всё, Марина. Половину реального имущества, а не официального. И алименты. И компенсацию.
— С этим, — она постучала наманикюренным пальцем по папке с черной бухгалтерией, — мы можем просить хоть луну с неба. Это уголовка, Люда. Реальный срок. Он испугается.
— Именно на это я и рассчитываю.
Вернувшись домой, я провела ревизию своих вещей. Драгоценности, документы на машину, паспорта детей — всё было собрано в одну сумку и спрятано у соседки, которой я доверяла.
Вечером Андрей пришел довольный. От него едва уловимо пахло чужими духами — сладкими, ванильными. Я узнала этот запах. Виктория любила «Black Opium».
— Устал как собака, — пожаловался он, плюхаясь на диван. — Заказчик душу вынул.
— Бедный, — посочувствовала я, ставя перед ним тарелку с супом. — Может, тебе массаж сделать?
Он дернулся.
— Нет, не надо. Спина болит, лучше не трогать.
Конечно. На спине могли остаться следы от ногтей «Котёнка».
— Андрей, — начала я, присаживаясь рядом. — Тут такое дело… Мне звонили из банка. Сказали, нужно обновить данные по твоему доступу к нашему общему счету. Какая-то ошибка в системе.
Он напрягся.
— Какая ошибка? Там всё нормально.
— Не знаю, просили прийти завтра. Я сказала, что ты занят, но могу сама заехать, если ты дашь мне код подтверждения, который сейчас придет.
Это был риск. Огромный риск. Но жадность Андрея сыграла мне на руку. Он боялся идти в банк лично, боялся лишних вопросов.
— Ладно, сейчас, — он полез в телефон. — Вот, пришло. 56-89. Только ничего там не трогай, просто подтверди данные.
— Конечно, милый.
Через пять минут я, зайдя в приложение с планшета в туалете, перевела все доступные средства с нашего общего накопительного счета на свой личный, открытый сегодня утром. Сумма была не космической — основные деньги он прятал, — но это была моя подушка безопасности. Триста тысяч рублей. Ровно стоимость кольца для Виктории.
Ночью я снова не спала. Я смотрела на спящего врага и думала: неужели 25 лет ничего не значили? Неужели я была настолько слепа? Или просто не хотела видеть? Память подсовывала картинки: вот он забыл про годовщину знакомства, вот он не пришел на выпускной к старшей, сославшись на аврал, вот он перестал держать меня за руку на улице. Знаки были повсюду. Я просто закрывала на них глаза, чтобы сохранить иллюзию семьи.
Иллюзия кончилась. Осталась война.
Дни до юбилея тянулись как резина. Я играла роль Оскароносной актрисы. Улыбалась, готовила, слушала его ложь про работу. Внутри меня всё выгорело, остался только холодный пепел и расчет.
25 декабря. День Икс.
Я проснулась с ощущением странной легкости. Сегодня всё закончится. Больше не нужно притворяться.
Я приготовила праздничный ужин. Запеченная утка с яблоками, салаты, красивая сервировка. Достала из серванта хрусталь. Надела то самое синее платье. Накрасилась ярко, как в молодости.
Андрей пришел с букетом. Три розы. Три вялые розы в целлофане.
— С праздником, мать, — буркнул он, протягивая цветы. — Ну ты вырядилась. Мы же дома.
— Праздник есть праздник, — улыбнулась я. — Садись. У меня для тебя сюрприз.
Мы сели за стол. Свечи горели ровно, отражаясь в бокалах с вином. Андрей ел с аппетитом, нахваливал утку. Он был расслаблен, уверен в себе, в своем будущем с Викторией. Он смотрел на меня и видел привычную мебель.
— Ну, за нас, — поднял он бокал. — Четверть века. Кто бы мог подумать. Терпеливая ты у меня, Людка.
— Терпеливая, — эхом отозвалась я. — Это точное слово. Но знаешь, Андрей… Терпение — это ресурс исчерпаемый.
Он замер с бокалом у рта. Что-то в моем голосе заставило его насторожиться.
— Ты о чем?
Я достала из-под стола подарочную коробку, перевязанную серебряной лентой.
— Открой. Это мой подарок тебе на серебряную свадьбу.
Андрей улыбнулся, расслабился.
— Ну зачем тратилась… — он потянул за ленту, снял крышку.
Внутри лежал не свитер и не часы. Там лежала толстая папка.
Он недоуменно посмотрел на меня, потом достал папку и открыл её. Первым, что он увидел, была распечатка его переписки с «Котёнком». Крупным шрифтом, с датами и временем.
Его лицо посерело мгновенно, в тон нашей свадьбе. Руки затряслись. Он листал страницы. Фотографии из Дубая. Копии билетов. Выписки со счетов фирмы. Чеки на кольцо. И в самом конце — готовое исковое заявление о разводе и заявление в налоговую и прокуратуру.
— Что это?.. — прошептал он, не поднимая глаз.
— Это твоя жизнь, Андрей. Двойная жизнь, которую ты вел за мой счет, — я говорила спокойно, отпивая вино. Оно казалось удивительно вкусным. — «Котёнок», «болото», «удобная Люда». Я всё слышала. Той ночью, тринадцатого декабря. Каждое слово.
Он вскинул голову. В его глазах был животный страх. Не стыд, не раскаяние. Страх за свою шкуру.
— Люда, это не то, что ты думаешь… Это ошибка, это просто флирт…
— Флирт? — я рассмеялась. — Флирт стоимостью в квартиру на набережной? Флирт длиной в три года? Не держи меня за идиотку, Андрей. Я видела всё. Я знаю про офшоры, про обналичку, про то, как ты обкрадывал не только государство, но и собственную семью.
Он вскочил, опрокинув стул.
— Ты шпионила за мной?! Ты лазила в моем компьютере?! Да я тебя…
— Сядь! — мой голос хлестнул как кнут. Я сама не ожидала от себя такой стали. — Сядь и слушай. Сейчас условия диктую я.
Он медленно опустился на стул, сгорбился, словно постарел на десять лет за одну минуту.
— Чего ты хочешь? — глухо спросил он.
— Я хочу развод. Немедленный. Я хочу ту квартиру, которую ты присмотрел для Виктории — ты купишь её и оформишь на меня. Это будет компенсация за мои 25 лет «обслуживания». Я хочу половину твоих реальных накоплений, а не тех копеек, что ты декларируешь. Бизнес оставляй себе, мне эта грязь не нужна, но ты выплатишь мне мою долю деньгами. Сразу.
— У меня нет таких денег сразу! — взвизгнул он.
— Найдешь. Продашь машину, возьмешь кредит. Или… — я кивнула на папку. — Или эта папка завтра утром ляжет на стол следователю. И тогда у тебя не будет ни бизнеса, ни денег, ни Виктории. Она ведь не будет ждать тебя пять лет из тюрьмы, правда?
Он молчал. Он понимал, что загнан в угол. Его «мягкая» жена расставила капкан, из которого не выбраться без потерь.
— А девочки? — он попытался надавить на больное. — Ты разрушишь семью, как они на это посмотрят?
— Семью разрушил ты, когда привел в нашу постель третью, — отрезала я. — Девочкам я скажу правду. Что папа полюбил другую и уходит. Без грязных подробностей, если ты будешь вести себя смирно. Но если начнешь войну — они узнают всё. И про воровство, и про ложь.
Андрей закрыл лицо руками. Он плакал. Жалкий, слабый мужчина, которого я когда-то любила. Мне не было его жаль. Жалость умерла той ночью.
— Я согласен, — прохрипел он. — Только не в полицию.
— Отлично. Адвокат подготовил соглашение. Подпишешь сейчас. Завтра заверим у нотариуса.
Я пододвинула ему ручку. Он подписывал бумаги трясущейся рукой, оставляя кривые закорючки.
Когда всё было кончено, я встала.
— Собирай вещи, Андрей. Прямо сейчас.
— Куда? Ночь на дворе…
— К «Котёнку». Она же так скучала. Сделай ей подарок — приди с чемоданом. Скажи, что выбрал любовь, а не деньги. Посмотрим, как она обрадуется, узнав, что ты теперь почти банкрот.
Он ушел через полчаса. Я закрыла за ним дверь на два оборота, накинула цепочку. В квартире стало тихо. Пусто.
Я вернулась в гостиную. Утка остыла, свечи догорали. Я налила себе еще вина, подошла к окну. На улице падал снег, укрывая грязный асфальт чистым белым покрывалом.
Мне было страшно. Впереди была неизвестность. Я осталась одна в пятьдесят два года. Но вместе со страхом пришло невероятное, пьянящее чувство свободы. Я больше не чья-то тень. Не удобная функция. Не «болото».
Я Людмила. И я только что выиграла свою самую главную битву.
Я подняла бокал, глядя на свое отражение в темном стекле.
— С юбилеем, дорогая, — сказала я себе. — С началом новой жизни.
За окном, внизу, взревел мотор его машины и удалился. Я допила вино и пошла спать. Впервые за долгое время я знала, что буду спать спокойно. На всей кровати
